ФОТОБРАЗовские понедельники снова в деле! Публикую интервью с пианистом и композитором Арсением Рыковым, которое было записано ровно полгода тому назад. За это время Арсений и его трио записали свой дебютный альбом, который называется «Forgotten Melody». Издан этот альбом на лейбле Rainy Days.
Презентация альбома состоится сегодня на основной сцене джаз клуба Алексея Козлова! Приходите! А если не можете, то послушать альбом можно уже сейчас. Ищите его на платформах, которыми пользуетесь! А пока предлагаю узнать, что предшествовало появлению альбома «Forgotten Melody».
— Расскажи о завтрашнем концерте «Арсений Рыков трио». Появился ли новый репертуар за прошедшее время?
— За время карантина появились новые композиции, их мы уже играли на недавних концертах. Те, кто видел нас последний раз до карантина, откроют для себя несколько новых вещей.
Для меня карантин стал очень плодотворным временем. Я писал много музыки, и не только для трио. Выкладывал в Инстаграм минутные зарисовки, из которых, в том числе, получились две полноценные темы для трио. Еще планирую довести до ума несколько наработок. Одну композицию я писал весь карантин, начав практически сразу после локдауна и планомерно обращаясь к ней в течении двух-трех месяцев. Она строилась на развитии одного мотива, одной музыкальной идеи на протяжении всей темы, и от этого получила такой, скажем, эволюционный характер. Поэтому я так и назвал её – «Evolutionary piece», эволюционная тема.
— Испытываешь ли ты трудности в том, чтобы придумывать названия для своих композиций?
— Да, это достаточно большая проблема. Сочинить не сложно, сложно придумать название для темы. Когда я пишу музыку, у меня внутри возникает какое-то настроение или я представляю себе какую-то краску: музыкальную либо цветовую. Затем я подбираю слово, наиболее ярко это настроение или краску выражающее. Иногда у меня все же рождается какая-то образная ассоциация, картинка. Часто название и ассоциации мне подсказывает кто-то из друзей.
— И еще по поводу названий. «Арсений Рыков Трио» – это традицией обусловлено, что джазовые составы называют в честь флагмановского исполнителя? Или у тебя были попытки найти уникальное название для трио?
— Мы сейчас об этом думаем. Возможно будет ребрендинг – аббревиатура «Арсений Рыков Трио» отлично складывается в более интересное название «ART», что по-английски означает искусство. Замечательно! Называть состав именем исполнителя – это действительно джазовая традиция, и может для кого-то это уже скучно, но я в этом не вижу ничего плохого. В составе могут быть замены, но он всегда будет исполнять только авторскую музыку.
— Поговорим про мастер-классы. Можно ли непродолжительный интенсив воспринимать как полноценное обучение или только как вдохновляющую встречу с кумиром, направляющую твой музыкальный путь?
— Это и то, и другое, на самом деле. Сильный спикер может и за пару уроков правильно объяснить тебе важные вещи, а дальше ты уже сам оттачиваешь понятое. Ведь практика без понимания может быть не очень эффективна. В Москве сильно не хватает таких мотивационных мероприятий – очень мало воркшопов, редко приезжают зарубежные артисты. Учебные заведения этим совсем не занимаются, а это очень, очень важно! Общение с музыкантами мирового уровня позволяет прикоснуться к мастерству в первозданном виде, а это очень вдохновляет.
— Но ученик всё равно после мастер-класса попадает в ту же самую образовательную систему, возвращается в привычную среду. Не может ли здесь быть какой-то трудности?
— Да-да! Джазового образования в России нет, учителей – единицы, и в целом такой подход, что с тобой толком не занимаются, ты можешь даже на специальность не ходить, а просто сдать в конце зачеты. Конечно, крайне болезненно после вдохновляющего интенсива или поездки за рубеж в какую-нибудь джазовую школу возвращаться в нашу атмосферу болота. Мотивация в такой среде достаточно быстро может потухнуть. Как человек, который два года назад закончил академию имени Гнесиных, я знаю, как криво все работает в нашей образовательной системе, и это угнетает.
— Назови несколько имен, чьи МК ты посещал, и которые тебе впечатлили?
— Пять лет назад я ездил в консерваторию Амстердама, после нее в Польшу, в летнюю школу New York Jazz Masters International Workshop. В том же году осенью мне удалось провести неделю в Бёркли. И это были потрясающие впечатления.
Был на нескольких МК пианиста Жени Лебедева, на паре МК барабанщика Саши Машина.
В последние время стали появляться образовательные программы, приглашающие и зарубежных спикеров – Lanote Education, Wave Forum, ИМИ. Это можно назвать зарождением отрасли.
— А какое у тебя отношение к музыкальной журналистике? По моим впечатлениям, это какое-то белое пятно. Запрос на музыкальную журналистику незначителен ни как со стороны зрителя, ни как со стороны музыканта. Судя по всему, нет необходимости разъяснять музыку, погружать зрителя в контекст, выстраивать связи между авторами и их музыкой, эпохой и географией. Знаешь ли ты хороших музыкальных журналистов? Есть ли у тебя у самого потребность в том, чтобы они были?
— Если честно, я не большой знаток джазовой журналистики. Из того, что на поверхности – Кирилл Мошков и Jazz.ru, Jazzmap.ru. Недавно стали выходить обзоры на ресурсе Jazzist. Ещё знаю про телеграм канал «On the corner». Но в целом, мне не хватает дискуссии, даже среди самих музыкантов, которые бы интересно рассказывали про свою музыку, высказывали своё мнение, создавали этот контекст. Я думаю о том, чтобы начать писать какие-то рассуждения о музыке хотя бы у себя на фейсбуке, потому что мне самому их не хватает как музыканту, а, значит, и зрителю не хватает тоже.
Мне кажется, у нас существует большая проблема с аудиторией, потому что люди не умеют воспринимать музыку без какого-то очевидного контекста на самом поверхностном уровне. Если зритель не видит слов о том, что это самый лучший пианист на свете, что он выиграл такие-то конкурсы, занял первое место, выступал на таких фестивалях – если этого текста не будет, человек не сможет понять, нравится ему эта музыка или нет. Мы можем даже провести такой эксперимент – про одного и того же исполнителя напишем разный сопровождающий текст. Один о том, что этот музыкант – гений, что учился за рубежом, всё выиграл и так далее, – и человек послушает и скажет: «Ну да, это сразу слышно, конечно, потрясающе, я схожу!». А если текст будет нейтральный и правдивый, скажем, занял третье место, аншлагов не собирает, только начал карьеру – человек прочитает текст, посмотрит запись и скажет: «Ну да, сразу слышно, что не очень». Для меня большая проблема, что люди не могут оценить саму музыку, её существо. Они как будто боятся сами решить, что нравится, а что нет, и потому им обязательно нужен какой-то контекст, который бы снимал с них ответственность за выбор, за принятие решения. Как будто поход на концерт — это такое важное социально одобряемое действие. Нужно обязательно пойти на крутого исполнителя, чтобы потом друзья ахнули и завистливо отвели взгляд.
— Смотри, в аннотации к вашему завтрашнему концерту твои регалии перечислены, и сказано, что у тебя есть своя авторская стилистика, которая схожа со стилистикой ECM, и еще одна фраза…
— Современный мейнстрим.
— Как ты это воспринимаешь? Так ли это на самом деле? Как к этим фразам относишься?
— Да, я согласен, что «современный мейнстрим» звучит не очень. Это была попытка написать типичную аннотацию к концерту нетривиальными словами. Там сказано, что мы взаимодействуем друг с другом на сцене, что у нашей музыки личный характер – это правда. Если вдруг кто-то знает стиль ECM, то найдёт для себя дополнительный контекст. Хотя для типичнейшего пресс-релиа надо было ещё добавить, что я сотрудничал с такими-то артистами, потому что это пишут везде. Даже в афишах и на сайтах зарубежных звезд, американских, европейских, почему-то пишут такие же слова – с кем они сотрудничали и что у них за музыка. Мне это не очень нравится. Я считаю, не нужно описывать музыку, когда можно послушать и понять. Поэтому призываю просто слушать и разбираться в своих ощущениях.
— Давай тогда о музыке и поговорим. Как давно ты понял, что у тебя есть своя собственная авторская стилистика? Как был сделан первый шаг к исполнению своей музыки?
— Я начал писать еще в музыкальной школе. В седьмом или восьмом классе я написал свою первую тему. Причем я написал её на семь четвертей, сам того не зная. Тогда я сходил на концерт Ивана Фармаковского и его квартета на презентацию альбома «The way home» (2010, лейбл Butman Music) в Доме Музыки. Меня глубоко впечатлил весь концерт, но особенно несколько композиций на неправильный, ломаный размер. И через месяц я написал свою первую тему и пришел показать своей учительнице. В моей голове это были четыре четверти. Она послушала пару раз. «Сыграй, – говорит, – еще раз, я посчитаю. Нет, это ты на семь четвертей написал тему». Вот так всё и началось. Та тема называлась «Линия судьбы» – «Line of fate». Я её даже на конкурсе играл.
С тех пор я продолжаю писать музыку. Мой стиль формируется из того, что я слушаю, пропускаю через себя, вкладывая свои собственные ощущения и переживания.
Здесь стоит сказать огромное спасибо моей учительнице из музыкальной школы Худобиной Елене Юрьевне и моему преподавателю в колледже на Ордынке Гречищеву Евгению Станиславовичу за то, что они поддержали мой порыв к написанию собственной музыки, к тому, чтобы играть свою музыку, играть по-другому. Ведь к авторской музыке раньше относились так: «А, не умеешь играть традицию, вот и своё пишешь». Мне кажется, это в корне неправильно. Артист, музыкант, художник не может быть настоящим и полноценным, если он не пишет свою музыку, если он не пытается выработать свой стиль или не пытается придумать новую краску, новое слово, новый диалект.
— Сейчас складывается такое впечатление, что виртуозность современного молодого исполнителя значительно возросла. Есть ли у тебя погоня за большей виртуозностью, техничностью?
— Действительно, если посмотреть на то, каким был джаз сто или пятьдесят лет назад, становится очевидно, что уровень музыкантов вырос кардинально. Для джазовых музыкантов прошлого было недоступно то, что сейчас требуется от студента или от исполнителя среднего уровня. Обязательной нормой стало владение ритмическими модуляциями, знание гармонии, умение выдерживать разную стилистику. А что касается техничности, виртуозности, то это решает каждый сам за себя. Техничность – это лишь один аспект, одно изобразительное средство. Более того, мне кажется, есть гораздо более важный момент – ритмическая составляющая. Я, например, не гонюсь за техничностью, для меня это не самое важное. Я за музыкальность, за красоту звука, гармонию, за мелодичность, за пространство в музыке. Я не вижу особого тренда на предельную виртуозность и техничность среди современных музыкантов. В современной музыке это не главное и не единственное изобразительное средство. Тем более, русская классическая школа всегда во главу угла всегда ставила красоту и плавность гармонии, мелодии, очень важными были эмоциональность и одухотворённость.
— Что есть в твоей жизни помимо музыки? Я считаю, что у автора обязательно должна быть разнообразная жизнь. Он должен влюбляться, страдать, путешествовать.
— Абсолютно согласен! Музыкант должен быть человеком искусства в полном смысле этого слова. Он не должен ограничиваться одной только музыкой, так как она является лишь частью культурного контекста определенной эпохи, в которой помимо музыки существуют ещё и литература, кинематограф, живопись, архитектура. Я, например, очень люблю живопись, стараюсь ходить на выставки, и за границей всегда первым делом иду в музей. Стараюсь много читать.
Путешествия — это тоже очень важная составляющая моей жизни. И то, что сейчас нельзя куда-то выехать, конечно, очень болезненно. Крайне важно смотреть на мир, на людей в других странах, на другую жизнь, разбираться в устройстве общества и политики.
Если говорить о более приземлённых вещах, то я увлекаюсь спортом. Играю в большой теннис. А еще, может по мне этого и не скажешь, но я – футбольный болельщик и уже очень давно болею за лондонский «Челси». Футбол непосвященному человеку может показаться глупой игрой, где 22 человека зачем-то бегают за одним мячом, но на самом деле, на высоком уровне это тоже искусство. Я погружаюсь в это с профессиональной точки зрения, читаю специальные материалы, где объясняется структура игры, тактика, взаимодействие, схемы. Сейчас будет удивительное сравнение, но футбол во многом похож на музыку, потому что и там, и там, главное — это управление пространством и его интерпретация.
— И напоследок, расскажи о книге, которую ты сегодня принес в качестве «арт-объекта».
— Это Ричард Олдингтон, «Все люди — враги» – одна из моих самых любимых книг. Несмотря на пугающее название, её автор – яркий, я бы даже сказал отчаянный романтик. Олдингтон представитель так называемого «потерянного поколения», которое так и не смогло оправиться от пережитой Первой Мировой войны. К этому поколению относились и Хемингуэй, и Эрих Мария Ремарк, с которым Олдингтон дружил. Книга эта во многом автобиографична, в ней рассказывается о жизни типичного интеллигента начала ХХ века, молодого англичанина из хорошей семьи, на которого обрушивается война. Она ломает его судьбу, характер, любовь. После войны главный герой становятся уже совсем другим человеком, старающимся собрать себя прежнего из осколков прошлого. И несмотря на то, что ему этого так и не удаётся, он не предаёт свою любовь и в итоге снова обретает её. Пусть и покалеченную войной не в меньшей степени, чем он сам.
Джаз Клуб Алексея Козлова. 5 октября 2020.
