«Мне кажется очень важным, чтобы люди, которые приходят в концертный зал, не получали ответы на вопросы, а задавали вопросы. Важно, чтобы, услышав в музыке то, что их волнует, они задумались о смысле существования. Лично для себя я характеризую такую функцию музыки как главную» – Сергей Осокин, аккордеон.
— Уже прошел год с момента выхода твоего альбома «Space». Это твой четвертый альбом, но первый, в котором только твои собственные сочинения. Он записан на высоком техническом уровне, а музыканты, с которыми ты сотрудничал, – Петя Ившин и Лёша Заволокин, – настоящие виртуозы и мастера своего дела. Альбом получился творческим, разностилевым, каждая пьеса на нем очень яркая своей образностью, музыка берет за душу своей искренностью. Для меня это средоточие того, что привлекает меня в музыке – техничность, оригинальность и эмоциональность. Помимо всего прочего, я сам оказался причастен к проекту благодаря работе над снимком для обложки альбома. Давай поговорим об этом альбоме. Прошел год. Что изменилось? Доволен ли ты этим проектом? Будет ли у этого проекта «второе дыхание»?
— Спасибо тебе большое за такой отзыв об альбоме, за тепло, с которым ты отзываешься об этой музыке, за твой интерес. Я благодарен тебе за ту работу, которую ты делаешь, за эту замечательную рубрику «Фотоинтервью с музыкантами». Благодаря такому проекту, у музыканта появляется возможность высказать свои представления о музыке, поделиться своими мыслями, во многом сокровенными. Я считаю, что это просто чудесно, и желаю тебе большого успеха в этом деле. Надеюсь, что ты встретишься с большим количеством замечательных музыкантов, и проект будет развиваться.
Что касается проекта «Space», то скажу, что это была моя домашняя работа, которая не была ограничена никакими временными рамками. Я писал темы, находясь в поле какого-то одного стиля, и даже не оформлял эти темы до конца. Просто записывал наброски, не зная, к чему это все приведет, и как это можно будет реализовать.
Как мне кажется, у человека всегда есть желание создавать что-то и это запечатлевать. Для истории или нет – неважно. Главное, зафиксировать для себя, для друзей. Это приятный момент – закончить что-то, иметь осознание завершенности. Часто бывает, что есть много разных идей, мыслей, набросков, но нет завершенности. Завершенность это всегда то, чем можно гордиться.
Когда я составил трек-лист, то понял, что требуется работа по завершению материала. Мое внимание сосредоточилось на аккомпанементе, я пытался понять, в каком стиле должен быть этот материал, как он должен быть оформлен. Все изменилось в тот момент, когда мы начали работать над диском непосредственно в студии с Петей и Лешей. Процесс нашего сотворчества привнес что-то феноменально новое, что изменило и мое первоначальное представление об этой музыке. Процесс работы шел примерно так: мы записали «рыбу», то есть некую основу, далее ребята записали аккомпанемент, а после этого, уже начисто, был записан сверху аккордеон. Последний этап – сведение звука и мастеринг.
Музыкальный материал, который представлен на диске, сочинялся мною в течение шести лет. И я очень рад, что получилось довести дело до конца. Я очень благодарен ребятам за то, что они откликнулись, несмотря на их занятость. Я работал с ними в различных проектах, но, благодаря этому проекту, смог познакомиться с ними ближе. Они привнесли в музыкальный материал то, что на этапе сочинительства я не мог и представить. Процесс сотворчества дал какую-то невероятную, не ожидаемую мною, метроритмическую основу, обороты, лады, мелодику в басу, определенные смысловые точки, вариант развития драматургии! Видоизменилась стилистика, которая изменила и моё представление о материале. То, как они вместе сыграли, украсило мои треки.
Когда я записывал альбом Space, я осознавал, что запись диска – не единственный вариант реализации музыкального материала. Например, концерты живее, интересней, эмоциональней, есть возможность большей отдачи. Мне кажется, что именно формат концерта позволяет слушателю воспринять музыку на сто процентов. А запись диска – это такая музыкальная форма, в которой надо дать материал в концентрированном виде, то есть нельзя его так открыть, как можно его открыть на концерте. Творчество джазовых музыкантов это подтверждает. Чик Кореа записывает свою музыку на диск, а на концерте играет ее по-другому. Поэтому я не думаю, что с выпуском диска этот музыкальный материал себя исчерпал. Есть мысли сыграть эту музыку в концертном варианте, но пока это только идея. Многое должно совпасть. Много внешних обстоятельств должно прийти на помощь, чтобы позволить это реализовать.
Успешный этот альбом или нет? Безусловно, у него есть продажи. Безусловно, это андеграунд. Надо понимать, что это определенный сегмент в музыкальной индустрии. Мне кажется, альбом Space на своем месте. Разговаривая с продюсерами, я часто слышу, что это не коммерческий проект и его сложно реализовать. Мне же кажется, что если правильно отнестись к этому материалу, исполнить его в правильном месте для правильной публики, то совпадение этих составляющих приведет к хорошему результату.
Доволен ли я этой работой? На момент записи диска я был очень доволен. Сейчас, спустя год, я уже понимаю, что можно было бы что-то скорректировать и сделать по-другому. Но предела совершенству нет. Надо двигаться дальше. Как говорил Дмитрий Шостакович: «В следующем произведении надо исправлять ошибки».
— Расскажи, пожалуйста, об одной из пьес альбома Space.
— Я расскажу о центральной пьесе диска, которая так и называется – Space. Первоначально я не планировал ее включать в этот альбом. Набросок материала лежал уже несколько лет, года три.
Мы репетировали в театре музыку к спектаклю, и вот дирижер уже практически поднимает руки, чтобы начать репетировать фрагмент спектакля. В этот момент я играю какую-то фигуру, она мне показалась интересной, с явным развитием, и я решаю ее зафиксировать. Включил телефон и буквально в течение пяти секунд этот элемент сыграл и записал. Я помнил о нем, и когда представилась возможность его развить, я подумал, что есть материал, с которым интересно поработать. Даже не знал, что из этого может получиться. Правда, это всегда работа с неизвестным. Первоначально я не планировал ее включать в этот альбом
Записал этот элемент в программе на компьютере, получилось полторы‑две минуты музыки. Начало что-то вырисовываться, какая-то картина и представление о концепте, характер пьесы. Еще полежала. Получается, фактура записана, лежит, я о ней думаю, и она как бы своей жизнью живет. И потом в один из вечеров (я всегда по ночам работаю), что-то дополнил, появилось еще что-то. И я помню, что за один вечер она так очень хорошо продвинулась, как-то стартовала.
Композиторы называют такое обычно «вдохновением». Я себя не отношу к композиторам, для меня это была спонтанная работа, в процессе которой пьеса раскрылась, стала приобретать форму. Я понимал, что пьеса получается минималистическая, и решил применить принципы, по которым строятся минималистические пьесы. Зачем придумывать велосипед? И так получилось несколько дорожек. Когда мы записывали этот трек на диск, надо было записать пятнадцать дорожек с аккордеоном. Надо сказать, это заняло довольно много времени: пятнадцать дорожек по восемь минут. Три часа длилась только запись без редакции. Вообще, мне близок минимализм, я часто сочиняю подобные пьесы. Но для этого диска это немного странно, поскольку альбом предполагался изначально как джазовый. Хотя джаз и минимализм в некоторой степени близки друг другу.
Потом я стал демонстрировать наброски своим друзьям. И я помню, что Слава Недосекин воскликнул: «Да, это же минимализм!». И я понимаю, что конечно, это минимализм! И пришел к выводу, что пяти минут недостаточно для минималистичной пьесы, я поменял форму на более крупную, рондообразную. Немного переработал материал для новой формы – было понятно, где нужно добавить материал, где должна быть кульминация. И прямо на глазах из одного маленького пятисекундного элемента, записанного за мгновение до поднятия дирижерской палочки, рождалось что-то новое. Во время работы на студии я пришел к версии с двенадцатью дорожками, позже был концерт в Царицыно, где мы сыграли эту пьесу на четырех аккордеонах. В общем, есть разные версии пьесы – можно сыграть на четырех, можно на пяти. Сейчас я готовлю к печати как раз такую версию. Минимализм – это удивительная вещь. Кажется, что музыка вращается на одном месте, в пределах одного паттерна, но при этом ноты этой пьесы занимают 80 страниц. Музыкантам изучить этот материал будет непросто, им нужно будет быть очень внимательными.
— Что главное в музыкальном произведении для тебя? Что происходит в твоем сознании, в уме, на что ты обращаешь своё внимание, когда ты сталкиваешься с новым сочинением или с новым исполнением уже знакомого для тебя сочинения?
— По поводу пьес, которые я слушаю в первый раз. Когда я приехал в Москву учиться, поступил в колледж, я понял, что можно ходить в консерваторию по студенческим на разные концерты. Я со своими однокурсниками окунулся в этот процесс и погрузился в огромное количество новой музыки. Это была, в основном, симфоническая или фортепианная музыка. Что на первый взгляд получаешь от музыки, слушая её впервые? Конечно, это эмоциональный заряд. Например, я до сих пор помню свои впечатления от Шестой симфонии Густава Малера. Это очень похоже на то, что ты не очень хорошо ориентируешься в этом море звуков, ты попадаешь внутрь, и тебя захватывает сопоставление оркестровых красок, тематический материал, развитие, то, как работает композитор. Ты начинаешь сразу эмоционально постигать те композиторские находки, которые Малер или Скрябин, Рахманинов или Чайковский используют в своих произведениях. Конечно, мы потом изучали всё на курсах истории музыки, теории и анализе музыкальных форм. Но когда ты слушаешь первый раз, ориентируешься эмоционально. На тебя действуют краски оркестра, сопоставление этих красок, тесситура. Например, в начале тема может излагаться в нижнем регистре, а в конце произведения –просветление, где тема звучит высоко.
В ту пору на меня произвела сильное впечатление музыка Альфреда Шнитке. В тот год, когда я поступил, Альфреду Шнитке должны были дать Государственную премию, но у него случился очередной инсульт, и его поездка в Москву не состоялась. Вскоре он умер. В институте проходили мероприятия, связанные с похоронами, с установлением памятника. Мы тогда погрузились в музыку Альфреда Шнитке. Слушали как его хоровую, так и оркестровую, фортепианную музыку, музыку к фильмам. Именно в то время я столкнулся с большим количеством современной, необычной музыки, которую я полюбил.
Мне кажется, самое главное, когда слушаешь музыку, не стремиться непременно что-то узнать, или понять логику. Музыка может показаться некрасивой, но надо отключиться от анализа, отключиться от ксенофобии, не бояться столкнуться с чем-то новым, необычным. Надо стараться включиться в процесс, постараться постигнуть его. Ведь композитор или исполнитель – это такие фигуры, которые имеют за спиной огромный опыт. Им стоит поверить. Поверить Малеру. Поверить Шостаковичу. Или Шнитке. Поверить, что они прошли такой путь, который ты еще не прошел. Это естественно, если ты услышишь какие-то шокирующие тебя вещи.
Что от музыки мне хотелось бы получать? Я понимаю, что мы живем в такое время, когда музыка становится, боюсь сказать такие слова, фоном жизни. Мне кажется, от музыки публика стала желать чего-то гедонистического, развлекательного. Когда я учился в школе и колледже, ситуация была иной. У музыки была образовательная функция, воспитательная. Тогда мы понимали, что симфония это концепт, который позволяет тебе думать о жизни. Мне очень понравились в этом смысле слова Херби Хэнкока: «Музыка – это для человека, который пришел узнать о жизни». Это простые слова, но объясняющие смысл того, что несет в себе музыка. Это слова великого музыканта, который прошел огромный творческий путь и попробовал себя в разных жанрах. Он играл и модальный джаз, и фанк. И вот он пришел к тому, что произнес такие простые слова. Это было в 2011 году в зале академии имени Гнесиных, когда был полный зал музыкантов, которые пришли на его мастер-класс. Стоит задуматься, что великий человек, который сыграл огромное количество концертов, увидел огромное количество потрясающих музыкантов, со многими играл, с Майлзом Дэвисом, например, говорит, что у музыки много функций, не только развлекательная, призванная ласкать слух. Я от музыки всегда жду какой-то глубины, философии, я жду, что она заставит меня задуматься. Вспоминаю финал первого виолончельного концерта Шнитке. В музыковедении есть такое определение как «проблема открытых финалов Альфреда Шнитке». Мне кажется очень важным, чтобы люди, которые приходят в концертный зал, не получали ответы на вопросы, а задавали вопросы. Важно, чтобы, услышав в музыке то, что их волнует, они задумались о смысле существования. Лично для себя я характеризую такую функцию музыки как главную.
Что касается людей, которые исполняют известную для меня композицию, то здесь я вижу главную исполнительскую задачу в том, чтобы правильно выстроить драматургию. Драматургия имеет свои законы, и в математической жесткости этих законов есть что-то жизненное, очень сильное. И если, например, передержать паузу где-то, можно разрушить всё, что было до этого. Поэтому мне кажется, что мастерство исполнителя – это умение держать внимание публики, умение правильно и вовремя сказать самое главное. У великих музыкантов это есть. Это мастерство оратора, которое позволяет отчетливо и в правильном движении передать основную мысль.
— Помимо преподавательской работы в институте имени Шнитке (доцент кафедры народно-исполнительского искусства) и активной концертной деятельности (ансамбль Дмитрия Купцова, Мила Ракета и re-noir, танговый проект с Лешей Розовым – Reto Dance Band), у тебя есть еще и такой формат – ты играешь по вечерам в разных московских ресторанчиках, вживую исполняя французскую музыку. Расскажи о своих впечатлениях о подобных выступлениях.
— Когда я только начал работать в кафе, я каждый раз волновался, как на концерте. Волновался, пока играл первые несколько пьес. Для меня кафе – место, где я «концертно» репетирую и оттачиваю, например, стилистику. Не всегда в кафе я играю ту музыку, которая для этого места характерна. Я играю иногда что-то сложное, когда появляется возможность, либо публика настроена на такой лад. Всегда чувствуешь такое настроение.
Это какой-то удивительный процесс. С одной стороны, это концертная ситуация, концентрация, мозг следит за тем, чтобы пальцы играли правильные ноты, слух это контролирует. С другой стороны, одновременно наблюдаешь за тем, что происходит среди посетителей. Люди, какие, какие между ними отношения. Иногда можно даже уловить какую-то цепь событий, обрывки фраз. И оказываешься наблюдателем жизни целого ряда людей – посетителей кафе. Часто бывает, что они реагируют на фоновую музыку. Иногда подходят и говорят приятные слова, иногда подходят и говорят неприятные слова – такое тоже бывает. Иногда смотришь в публику и видишь, что там происходит. Иногда отстраняешься от публики, иногда пребываешь в согласии с ней. Это всё «настроенческая» история.
Один раз я пришел играть в кафе, начал с медленных композиций. Лето, все разморенные. Начал не торопясь. Пробежал по публике глазами и вижу – среди гостей сидит величайший пианист современности, Андрей Гаврилов (лауреат конкурса Чайковского 1974 года, обладатель премии Грэмми)! Я моментально переключаюсь на другой режим, начинаю играть как на концерте, так, чтобы если Гаврилов меня слушает, то ему бы понравилось. Признание этого музыканта для меня очень важно. Через год мы снова увиделись, и я не решился к нему подойти, хотя была такая возможность. Спустя какое-то время была еще одна встреча, и тогда мы уже пообщались.
Сперва, когда я только попал в кафе, обстановка была для меня совершенно новая. Я даже стеснялся игры в кафе, потому что был ориентирован на концертную эстраду, воспитан как солирующий музыкант, мечты о большой сцене и т.д. Мне было даже неловко, что я работаю в кафе, несмотря на то, что уже преподавал в институте.
Когда играешь в кафе, проигрываешь пьесу от начала до конца, обычно так не делаешь, когда занимаешься дома, чтобы охватить форму целиком. Моцарт говорил, что он видит пьесу как яблоко, то есть абсолютно как цельное, в законченном виде. И здесь ты работаешь над драматургией исполнения, оттачиваешь фразировку, «мелодику», встаешь «над» материалом, потому что нет возможности остановиться, повторить.
Еще надо уметь быстро реагировать на запросы. Например, кто-нибудь подходит и говорит: «Знаешь эту песню?». Ты её слышал, но никогда не играл. Сразу включается момент сольфеджирования, интонации, быстро начинаешь находить правильные гармонии, то есть, учишься быстро подбирать на слух!
Общение с людьми в кафе позволяет завести новые знакомства. Я познакомился так с тобой, например, познакомился с режиссерами, художниками, актерами. Работая в кафе в ту пору, я видел всех ведущих молодых режиссеров. Посмотрел их фильмы. Потом мне пришло предложение поучаствовать в съемках, и в одном эпизоде я снялся. Так что это такая интересная творческая жизнь.
Москва. 21 августа 2017.
Спасибо за оказанное содействие в корректировке текста – Елизавете Гершунской.
Купить и послушать целиком альбом “Space” можно по этой ссылке.